Указ Президента РК К. Токаева «О создании Государственной комиссии по полной реабилитации жертв политических репрессий» от 24 ноября 2020 года привлек к старым архивным документам внимание историков, краеведов, юристов, судей, людей разных категорий.

В городах и районах стали создаваться волонтерские группы из молодых активистов и патриотов по установлению как нереабилитированных жертв и пострадавших, к которым относятся дети, родители, а также другие родственники, так и для выявления семейных реликвий и документов, свидетельствующих о политических репрессиях казахстанцев. От всех нас зависит, даже спустя многие десятилетия, будут ли реабилитированы те, кто в прошлые годы был подвергнут репрессиям, но по каким-то причинам не оказался в числе очищенных от несправедливого отношения к ним.

При изучении документов члены Государственной и региональных комиссий, рабочих групп обязаны стоять на государственной позиции, отмечается в специальной памятке для тех, кто включен в эту работу. Неукоснительное требование: «не допускать при оценке событий и фактов, а также деятельности исторических личностей проявлений субъективизма, деления на национальности, землячества, жузы и роды». Казахстан, основываясь на международном праве, «свободен от узкоклассовых подходов в оценке общественно-политических процессов в нашем государстве», — подчеркивается в памятке.

Работа в соответствии с Указом Президента РК ведется по десяти направлениям, но половина из них прямо или косвенно связана с крестьянством, закупочными и другими политическими кампаниями. Все это свидетельствует об огромных масштабах пострадавших во время репрессивной политики в первые годы советской власти.

Изучением одного из направлений, связанного с коллективизацией, усилением сталинского режима против крестьянства, занимается со своей подгруппой Айдын Кенесбаевна Исатаева (на снимке), руководитель Туркестанского областного государственного архива, член Туркестанской областной региональной комиссии по реабилитации жертв политических репрессий.

Айдын Кенесбаевна Исатаева

Вот что она рассказала: «Трагическая судьба крестьянства 20-30-ых годов прошлого столетия – это наша давняя боль. Изучая и обобщая документы, мы намерены установить историческую справедливость в отношении жертв политических репрессий и параллельно вскрыть недостаточно изученный пласт нашей истории, связанный с крестьянством Казахстана, в частности, с таким мощным явлением, как оседание кочевников и вовлечение их в коллективизацию как часть грандиозного плана индустриализации страны. Кочевников, ведущих традиционный образ жизни, насильственно собирали в ТОЗы (товарищества по совместной обработке земли), сельскохозяйственные артели, а потом уже в колхозы.

По темпам коллективизации с учетом специфики в отличие от других регионов СССР Казахстану отводился более растянутый во временном отношении срок вовлечения в новые структуры ведения хозяйства. Окончание коллективизации — весна 1932 года. Однако местной власти хотелось быть в передовиках. По этой причине происходили перегибы, в колхозы загоняли людей, иного определения не придумаешь, порой вопреки их желанию. Это провоцировало многочисленные восстания не согласных с политикой государства в области сельского хозяйства. В нашей области произошло Сузакское восстание. Из Казахстана началась массовая откочевка за пределы республики – в Китай, Иран, Афганистан.

Еще 30 августа 1928 года Совет народных комиссаров КАССР принял постановление «Об установлении кочевых, полукочевых и оседлых районов области», которое по идеи авторов должно было принимать во внимание «организационные формы сельского хозяйства (…), окружающими естественно-историческими, культурно-бытовыми и экономическими признаками». Для примера расскажу, как характеризуется кочевой тип ведения хозяйства, чтобы читатель сам сделал вывод, какое насилие было применено к этой категории крестьян, которых потом загнали в колхозы.

Вот как характеризуется кочевой тип ведения хозяйства: «Экономические признаки, какими являются кочевание на далекое расстояние, отсутствие или незначительное распространение сенокошения и почти полное отсутствие крупного рогатого скота, а также отсутствие земледельческой культуры. В этих районах население не имеет постоянных жилищ», — отмечается в документе. По Сыр-Дарьинскому округу к кочевым районам постановлением СНК КАССР отнесли Кзыл-Кумский, Сузакский, Сарысуйский и Чуйский районы. Были определены полукочевые районы (на территории нынешней Туркестанской области, Арысский, Тюлькубасский, Чаяновский), оседлые — Туркестанский, Келесский, Бадамский, Каратасский, Ирджарский. На каждый район были разработаны допустимые нормы содержания поголовья в хозяйствах, чтобы тебя не объявили баем и не подвергли конфискации имущества. Однако такая классификация не смогла предусмотреть, как это отразится на скотоводах.

Давыдов, герой произведения Михаила Шолохова «Поднятая целина», весьма далекий от сельского хозяйства большевик, относился к числу «двадцатипятитысячников»: на самом деле 26 тысяч городских рабочих, которые по заданию партии большевиков «поднимали целину». Не избежал и Казахстан приезда из центральных районов России «двадцатипятитысячников», их оказалось более тысячи, которые насаждали свой, порой совершенно чуждый местным, образ российского крестьянина. Из юрт, которые характерны даже сейчас для отгонного животноводства, скотоводов переселяли в поселки, в дома.

Архив хранит многочисленные документы, свидетельствующие о том, как проходило оседание кочевников. В частности, чтобы обнаружить места кочевья, изучались пути кочевания, о которых докладывалось в Москву. Один из архивных документов сообщает, что по ходатайству обловцеводтреста тем кочевникам, кто направлялся в совхозы на строительные работы, выдавали на дорогу 130 кг муки из фонда продкоммуны и 1500 рублей.

Кочевники оседали как в старых, так и во вновь образованных колхозах, которые основывались на имуществе (скот, земля), конфискованном у кулаков, баев, полуфеодалов. Чтобы не попасть под репрессии, иногда дети не то чтобы отказывались от отца, но не хотели, чтобы уполномоченные по конфискации приплюсовывали им имущество родителей, что могло привести к выселению из родных мест. Не хочу осуждать их, не зная подробностей, поэтому опускаю фамилию. В одном из документов, сохранившемся в нашем архиве, есть выписка из протокола заседания Сыр-Дарьинской окружной комиссии содействия конфискации байского имущества: «Заявление бая Бадамского района, аула №15… о неправильном включении его в состав семьи его отца».

Разбирательства закончились тем, что материалы дела были переданы прокурору для привлечения к ответственности виновных. Но избежал ли заявитель ожидаемой конфискации и высылки в Уральскую область, которые ему грозили, предстоит выяснить в других архивах, чтобы полноценные собранные и обобщенные документы на него пошли для рассмотрения в Государственную комиссию по реабилитации жертв политических репрессий. Но начало этого поиска положено в нашем архиве. Постановлением Совета народных комиссаров КАССР происходило выселение лиц из отдельных округов Казахстана в другие. И отдельные документы об этом есть в архиве. Например, из Джетысуйского и Сыр-Дарьинского округов высылали в Уральский округ. Были случаи, что и в Сибирь всей семьей отправляли.

В документах архива встречаются еще в 20-ые годы упоминания о «тройках». Тут следует сделать пояснение.

«Тройки» 1937 года и крестьянские «тройки» конца 20-х годов разнятся, но не очень. В них тоже порой был скрыт репрессивный момент, связанный с тем, что батрак никак не мог объективно относиться к своему бывшему хозяину, а он входил в «тройку». Кроме него, еще аульный староста и сельский житель. От них также зависело, кого признать баем, кого выселять за пределы постоянного места проживания. Проводились и бедняцкие собрания, чтобы выявить баев и их имущество. В одном и том же ауле, отмечали уполномоченные, приходилось проводить до десяти собраний, чтобы добиться своего. Беднота, связанная родовыми отношениями, не всегда соглашалась с доводами уполномоченных.

Процесс коллективизации, а значит, первоначальной конфискации скота и другого имущества для коллективных хозяйств, строго контролировался. О его прохождении уполномоченные докладывали в комиссию при райисполкомах, в которую входили представители райкома ВКП(б), ГПУ, союза «Кошчи», Рабземлеса и прокуратуры. Благодаря этой отчетности, на которой десятилетиями стоял гриф «секретно»/«совершенно секретно», впоследствии снятый, удается узнать подробности вплоть до конфискации какой-нибудь пряжки.

Вот еще одно из обращений в окружную комиссию: тоже из Бадамского района из аула №22, как известно, попавшего в оседлые, где требования к количеству поголовья скота были иные, более жесткие, чем в кочевых или полукочевых районах. Вот что сообщается комиссии: он сын бедных родителей, работал пастухом у чужих людей. Отец работал по найму на жатве посевов. К концу 1917 года скотоводческое хозяйство сына выросло до 50 голов мелкого рогатого скота, четырех верблюдов и двух лошадей. Но постепенно поголовье за счет естественного прироста увеличивалось. Ему не дали землю, поэтому, как скотовод, он вынужден был перекочевывать с места на место.

«Если бы с таким поголовьем я находился в кочевом районе или же полукочевом, — сообщает заявитель, — я был бы оставлен в своем районе». Дальнейшая судьба скотовода неизвестна, по какой статье он попал под репрессии, тоже предстоит выяснить.

Стоит отметить, что высылали не только одного бывшего бая, но и членов его семьи, которых тоже следует рассматривать как репрессированных властью.

После выхода 5 января 1930 года постановления ЦК ВКП(б) «О темпах коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» активизировалась работа по колхозному строительству. Но наступил засушливый 1931 год. Однако, несмотря на это, партийные планы поставки сельхозпродукции неуклонно выполнялись. Село душили налогами, изъятием хлеба и мяса. Индустриализация требовала продовольственной поддержки со стороны крестьянства. А оно бедствовало. Случился и повторный неурожай: погибли озимые, произошел падеж скота. Наступил голод. Он охватил и другие республики.

Научная экспедиция нашего архива не так давно была в Душанбе в Центральном архиве республики Таджикистан и архиве новейшей истории. В них обнаружены документы, свидетельствующие, что казахи, покинувшие родину перед началом коллективизации, а некоторые и раньше, стали возвращаться домой через узбекскую и туркменскую территории, спасаясь от голода, не предполагая, какие масштабы этой трагедии охватили Казахстан. На пути следования они теряли свой скот.

Однако казахская диаспора по-прежнему сохранилась в Таджикистане. Это послужило основанием для поиска тех, кто остался в 30-ые годы, в период массовых репрессий и откочевок, вдали от родины. Одно из таких дел, проходившее под грифом «строго секретно», впоследствии снятом, об Ермухане Байманове, десятнике райводхоза. В анкете записано, что он родился в 1909 году, исключен из партии большевиков из-за сокрытия происхождения и за связь с врагами народа. Брат, прокурор Казыгуртского района, был осужден на семь лет (видимо, реабилитированный, так как мать получает за него пособие). Отец Ермухана до 1918 года был переводчиком у эмира Бухарского, который связан с председателем райисполкома Формановым, организовавшем переправку басмачей в Афганистан. Дело НКВД было закручено таким образом, что Ермухан как будто отвечал еще и за то, что на квартире Форманова дважды ночевал Абдулло Рахимбаев (председатель СНК Таджикской ССР, обвиненный в шпионаже, расстрелянный в 1938-ом, а в 50-ые реабилитированный). Несмотря на то, что Байманов даже написал товарищу Сталину личное письмо с просьбой разобраться, за что его исключили из ВКП(б), Комиссия партийного контроля Таджикской ССР подтвердила его исключение из партии.

Эта одна из трагедий, когда потомки Байманова не знают, был их предок врагом народа или нет?

Документы архива, которые мы продолжаем изучать, рассказывают о многочисленных трагедиях. Чтобы вернуть добрые имена невинно пострадавших, предстоит окунуться в изучение материалов об этих людях и в других архивах. К сожалению, в процессе работы по Указу Президента РК архивисты и историки сталкиваются с тем, что еще не все фонды открыты для доступа. Изучение материалов предусматривает особый режим работы в них. И это может стать препятствием для глубокого обобщения информации. Но тем не менее мы постепенно продвигаемся вперед в своем стремлении достичь восстановления исторической справедливости по отношению к невинным жертвам политических репрессий».

Л. Ковалева
Источник: «Yujanka.kz»